Раскрасьте скучные глобусы
Василий Докучаев
Иллюстрация: РИА Новости
Основоположник науки о почвах Василий Докучаев являл собой тот редкий тип ученого, который не может не быть одновременно и мыслителем, и гражданином
Это была крупная, своеобразная фигура… и всякий, кто с ним сталкивался, чувствовал влияние и сознавал силу его своеобразной индивидуальности… В истории естествознания в России в течение ХIХ века немного найдется людей, которые могли бы быть поставлены наряду с ним по влиянию, какое они оказывали на ход научной работы, по глубине оригинальности их обобщающей мысли» — так высказывался великий русский ученый Владимир Вернадский о другом великом ученом и своем учителе — Василии Докучаеве.
Докучаевские мечты о синтетизме науки, «которая будет изучать не отдельные тела, явления и категории их, а сложные взаимоотношения между ними, вековечную закономерную связь между телами и явлениями, между живой и мертвой природой», оказали огромное влияние не только на Вернадского. Поколение 1860-х Климент Тимирязев назвал счастливейшим из когда-либо нарождавшихся на Руси. По его словам, весна их жизни совпала с весной страны, которая пробуждалась от умственного окоченения и спячки, сковывавших ее более четверти столетия. О том времени Тимирязев писал, что главной отличительной его чертой был «тот увлекающий человека и возвышающий его энтузиазм, то убеждение, что делается дело, способное поглотить все умственные влечения и нравственные силы, — дело… которое входит в более широкое общее дело как залог подъема целого народа, подъема умственного и материального».
Башка
Эта весна, эйфория и энтузиазм русской интеллигенции привели Василия Докучаева в Петербургский университет, хотя по семейной традиции он должен был стать священником. Докучаев родился в селе Милюково Смоленской губернии в многодетной семье сельского священника. Его путь, казалось, был предопределен: отучившись в церковно-приходской школе, он попал в семинарию, бурсу, где получил в бурсацкой иерархии прозвище Башка — первый в учении, последний в поведении. Как один из лучших учеников, Докучаев был зачислен в Духовную академию в Петербурге, где проучился совсем недолго.
Ветер перемен выманил его в светскую жизнь, полную эйфории насчет будущего России. Идеи революционных демократов широко распространялись в университетских кругах. Писарев и Герцен писали о развитии естественных научных знаний, создавались научные школы. Чрезвычайно популярными стали публичные лекции, выносившие знания за университетские стены в общество. Одним из слушателей этих лекций был и Василий Докучаев. Там он услышал о работах Дарвина и Лайеля, Сеченова, Бутлерова, Пирогова. В университете, где он начал обучаться естественным наукам на физико-математическом факультете, его учителями стали химик Менделеев, ботаник Бекетов, геолог Иностранцев, агроном Советов. С такой мощной когортой преподавателей Докучаев старался уделять внимание всем наукам и никак не мог определиться, кем быть, одно время даже собрался бросить университет и поступить в Медико-хирургическую академию. Перед окончанием четырехлетних курсов, когда нужно было выбирать тему дипломной работы, преподаватель минералогии, с которым советовался Докучаев, почти пошутил: обследуй свою родную речку Качню. И Докучаев обследовал — провел более двадцати больших разрезов речных берегов, собрал огромный материал и написал работу «О наносных образованиях по речке Качне», которая была так хороша, что ее рекомендовали в качестве доклада на заседании Петербургского общества естествоиспытателей.
По окончании университета с подачи завкафедрой геологии Александра Иностранцева Василий Докучаев стал хранителем геологического кабинета. Несмотря на то что работа была больше канцелярской и хозяйственной, Докучаев много времени уделял всей новой литературе, связанной с геологией, минералогией, климатом. Свободное время и отпуск он тратил на экспедиции, в частности в южные земли Финляндии. Отчасти поэтому сильное впечатление на него произвел доклад Петра Кропоткина, который тщательно обследовал Финляндию, обосновывая свою гипотезу о последовательных оледенениях великой русской равнины. Но более всего его поразил глубокий аналитический подход Кропоткина — и работы Докучаева тоже будут отличаться основательным анализом и глубокими обобщениями.
Влюбленность в сладкий чернозем
Многочисленные научные экскурсии Докучаева, частично спонсируемые Минералогическим обществом, Вольным экономическим обществом и Петербургским обществом естествоиспытателей, оформлялись в научные труды, самым фундаментальным из которых на тот период стал доклад «Способы образования речных долин Европейской России». Эта же работа стала магистерской диссертацией Докучаева, а сам он в 1878 году стал магистром минералогии и геогнозии (геологии).
Докучаеву пророчили славное будущее в геологии, но он вдруг свернул с этой дороги, поняв, что в нем созрела совершенно иная страсть. За три года до магистерской защиты Докучаева пригласил к себе статистик Чаславский, составлявший почвенные карты Европейской России. В его обязанности входил сбор различных бумаг, опросов и карт, которые должны были, по сути, механически сложиться в новую карту. Во время этой работы Василий Докучаев понял, как ничтожны сведения о почвах, которые играют такую важную роль в жизни любого государства, а тем более земледельческой России. Он принялся изучать все работы, которые могли дать хоть какие-то сведения о почвах, — начиная с древнейших текстов. Он изучил все более или менее научные гипотезы и теории о происхождении тех или иных почв, одних только гипотез о черноземе было около двадцати.
Черноземом Докучаева пригласило заняться то же Вольное экономическое общество. В 1873 и 1875 годах черноземная полоса России подверглась сильнейшей засухе. Неурожаи и сокращение экспорта пшеницы заставили обратить на эту проблему особое внимание.
Изучением чернозема занимались еще со времен Петра I, активизировавшего заморскую торговлю, в том числе российской пшеницей. Еще Ломоносов в своем труде «О слоях земных» писал: «Его происхождение не минеральное, но из двух прочих царств натуры, из животного и растительного, всяк признает». В одной из своих лекций по почвоведению Докучаев подтрунивал над собой по поводу того, что теория происхождения чернозема оказалась до смешного проста. «Я сам ученую степень получил в некотором роде за борьбу с мельницами… На днях профессор Вернадский получил поручение от Московского университета разобрать сочинения Ломоносова, и я с удивлением узнал от профессора Вернадского, что Ломоносов давно уже изложил в своих сочинениях ту теорию, за защиту которой я получил докторскую степень, и изложил, надо признаться, шире и более обобщающим образом».
По мнению Докучаева, почвы — это особые, подчиненные отдельным законам естественно-исторические тела
Это признание все же содержит элемент шутки, поскольку Василий Докучаев не только самым основательным образом разобрал все исторические и современные предположения о происхождении чернозема, но и внес свою гипотезу, ставшую затем теорией. В ней учтено не только влияние всех трех царств, выделенных когда-то шведским естествоиспытателем Карлом Линнеем: минерального, животного и растительного, — но и климатические зоны. Докучаев называл почву четвертым царством природы.
В 1876 году Докучаев разработал для Черноземной комиссии при Вольном экономическом обществе программу исследований черноземов России.
Это была, пожалуй, первая междисциплинарная научная программа, в которую включились самые разные специалисты — геологи, минералоги, ботаники, агрономы, климатологи. Сам Докучаев за два летних сезона исследований проехал более десяти тысяч верст по Украине, Бессарабии, Центрально-Черноземной России, Заволжью, Крыму и Кавказу. И не просто проехал, а буквально пропахал. Он влюбился в чернозем. «Когда я в первый раз приехал в самое сердце черноземной полосы, в Тамбовскую и Саратовскую губернии, когда я в первый раз увидел там взодранные нови — я положительно не мог оторваться от того чрезвычайно приятного ласкающего глаз бархатисто-черного цвета, которым были покрыты все тамошние почвы».
В другом месте он отзывается о черноземе не менее романтично: ковыль, роняя свои семена, образует ковер «более мягкий, чем всякие текинские ковры; почва под таким покровом до того изрезана нежными корнями растений, что становится пористее всякой губки». Сравнивая венгерский солонцеватый чернозем — окост — с нашим, русский чернозем Докучаев называет «сладким».
Докучаев сетовал на то, что ему не хватает ни времени, ни средств на интереснейшие подробности и детали, имеющие отношение к использованию черноземов. «Я исключительно преследовал общие задачи и стремился по возможности изучить чернозем с научной, естественно-исторической точки зрения: мне казалось, что только на такой основе и только после всесторонней научной установки этой основы и могут быть построены различного рода действительно практические меры к поднятию сельского хозяйства черноземной полосы России».
Формально Докучаев справился с задачей за два года, но ему предстояло обобщить тот огромный материал, который был собран им с коллегами во время этой работы. В 1881 году он засел за фундаментальный труд «Русский чернозем», который станет началом почвоведения как науки. В это же время он писал статьи, читал лекции, участвовал в диспутах, где само его присутствие, по словам очевидцев, вызывало самую отчаянную полемику, поскольку мнения насчет происхождения почв были самые разные. «Русский чернозем» вышел в свет в 1883 году, и многие современники признали, что этот труд можно поставить наравне с «Основными началами геологии» Лайеля и «Происхождением видов» Дарвина.
В этом труде Василий Докучаев дал свое знаменитое определение почв: «…Наши растительно-наземные почвы, представителем которых и служит чернозем, не суть какие-то механические, случайные, безжизненные смеси, а, напротив, представляют из себя самостоятельные определенные и подчиненные известным законам естественно-исторические тела…»
В одной из своих лекций по почвоведению, прочитанных несколько позже в полях (!) Полтавской губернии, Василий Докучаев дает более четкое и выверенное определение: «…Почва есть функция (результат) от материнской породы (грунта), климата и организмов, помноженная на время». Теорию Докучаева потом назвали генетической теорией (определяющей генезис происхождения почв). Разбирая многочисленные гипотезы происхождения почв, Докучаев замечал, что все споры о преобладающем влиянии грунта, почвенных организмов или климата на почву столь же праздны, сколь и вопрос, что важнее для организма — вода, воздух или пища.
Страстный любитель натурных исследований, Докучаев живо согласился на приглашение из Нижегородской губернии обстоятельно обследовать тамошние почвы. Разумеется, он подошел к этой работе не только с пылкостью, но и с обстоятельностью. Его ученики вспоминали, что Докучаев не терпел расхлябанности, лени и неточностей, он был даже деспотичен в своих требованиях проводить работу и составлять отчеты самым тщательным образом, в соответствии с заданиями. Кто-то за это его критиковал, но к концу экспедиций, по словам многих участников, складывался весьма сплоченный и дружный коллектив, тем более что научно-полевые обсуждения превращались в философские посиделки, которые продолжались и после возвращения в Петербург в гостеприимном доме Докучаевых, где их привечала жена Василия Васильевича Анна.
Результаты нижегородских исследований были изложены в 12 томах. Докучаев признавал, что в начале этой, далеко не первой, экспедиции он еще не имел достаточно четких методов исследования, они складывались в ходе работы. Отчет, содержащий не только подробнейший анализ почв, но и практические рекомендации по их использованию и сохранению, был настолько впечатляющим, что следом за нижегородцами к Докучаеву обратились власти Полтавской губернии. Материалы этой экспедиции заняли 14 томов.
Василий Докучаев еще не раз проводил исследования не только почв, но и лесов после страшных засух и пожаров 1891 года. Он составил подробную программу борьбы с засухами в степных областях России. Он начал масштабную работу по изучению земель Санкт-Петербурга и окрестностей, которая, к сожалению, не была закончена, поскольку Дума не сочла возможным продолжать финансирование.
Докучаев изучал не только русские земли, поскольку его теория связывала воедино такие почвообразователи, как материнские породы, растительность, организмы, климат и время; он утверждал, что все эти элементы прочерчивают ясные зоны по всем континентам. Говоря о законе зональности, Докучаев восклицает: «Вы видите, какая чудная гармония получается теперь. Пора бы расцветить наши сухие глобусы по зонам разными красками для выражения простого, наглядного и обобщающего все закона зон». И дальше перечисляет: ярко-красная экваториальная, дальше по направлению к полюсу — песчано-желтая аэральная, черная (черноземная), наконец, синевато-серая таежная и цвета льда и морской воды бореальная, совсем близко к Северному полюсу.
Тихий кризис планеты
Академик РАН, профессор факультета почвоведения МГУ Глеб Добровольский, написавший немало статей о Докучаеве, был очень рад интересу журнала к этой выдающейся личности: «Сейчас, к сожалению, мало встретишь такого таланта ученых, поднимающихся на столь высокий уровень обобщений, который позволяет им быть не только основоположниками наук и школ, но и мыслителями, актуальными сегодня».
По словам Добровольского, Василий Докучаев был видным ученым, замечательным пропагандистом науки, читавшим лекции и устраивающим естественно-исторические музеи, выдающимся педагогом, основателем уникальной школы естествоиспытателей России, в которую вошли почвоведы, ботаники, зоологи, физиологи, метеорологи, геологи, агрономы. Он был экологом и гражданином, призывавшим всех неустанно трудиться на своем поприще, в том числе чиновников — на своем, во имя блага страны, которой даны такие природные богатства. Он убеждал, что любовь и вера к науке и истине способны сдвигать горы, зазывал на научные лекции хотя бы длинными зимними вечерами, с шутливым упреком: «Не все же клубы, театры и винт!»
Как трудно найти сейчас ученого и деятеля такого уровня, увы, так же трудно встретить такое внимание к почвам России, какое было в конце XIX века.
Бывали всплески в сталинские и отчасти в брежневские времена, но сейчас интерес к почвам проявляет только небольшая группа ученых, но никак не государство. И не только в России.
В свое время Франклин Рузвельт заявил: «Народ, который разрушает свою почву, уничтожает сам себя». С этим не поспоришь, ведь 98–99% продуктов питания, в том числе 87% белкового питания, человечество получает, используя почвы для земледелия и скотоводства. Но мы не вполне осознаем, что почвы — живые, они могут менять свое состояние под влиянием различных причин, в том числе антропогенных. Состояние болезни нашей кормилицы не столь заметно, как осушение рек и озер, исчезновение редких видов животных и птиц. Почвы погибают незримо, и многие ученые назвали этот процесс «тихим кризисом планеты».
Деградация почв приняла глобальный характер, о чем говорят, в частности, данные Международного справочно-информационного почвенного центра, составившего совместно с ЮНЕП (Программа ООН по окружающей среде) мировую карту антропогенной деградации почв. Разной степени деградации подвержено около 2 млрд га почв, еще 1,5–2 млрд га некогда плодородных почв за исторический период выведено из оборота в разряд бедлендов (дурных почв). Современная же площадь мирового земледелия составляет 1,5 млрд га, а весь пахотно-пригодный слой — чуть более 3 млрд га, часть из них находится в странах тропического пояса. При этом ежегодно человечество теряет около 15 млн га продуктивных угодий. С такой скоростью сокращения плодородных почв при постоянном увеличении населения планеты мы скоро придем к голодному концу. По мнению одного из авторитетных экологов мира Жана Дорста, написавшего книгу «До того, как умрет природа», «ускоренная эрозия почв сейчас представляет собой самое серьезное, самое тяжелое последствие вторжения человека в окружающую его среду».
В России сегодня чуть более 180 млн га сельскохозяйственных угодий. При этом, по словам Глеба Добровольского, площадь деградированных почв за последние двадцать лет увеличилась в 1,6 раза. Часть подвержена эрозии, часть заболочена, часть засолена или загрязнена радионуклидами. Распаханность почв во многих регионах превышала допустимые пределы, что повышает риск резкого снижения способности почв к саморегуляции и восстановлению. После освоения целинных земель в России почти не осталось резерва плодородных легкоосваиваемых почв. «На сельскохозяйственных землях мы наблюдаем ситуацию отрицательного баланса элементов питания: они меньше вносятся с удобрениями, чем выносятся с урожаем, — комментирует ситуацию академик Добровольский. — К сожалению, у нас сейчас нет службы контроля за состоянием почв, которая когда-то была в Советском Союзе».
Такой живой, по докучаевскому определению, организм, почва, должен исследоваться во времени. Подобные исследования в советские времена проводились раз в четыре-пять лет. Сейчас централизованно не проводятся вовсе. Увы, это вполне в духе нашего времени — потребительски относиться к нашим природным богатствам: к нефти, к минералам, к почве, — нисколько не заботясь о том, что будет завтра.
Докучаев тоже ругал чиновников, которые проводили исследования почв халтурно: «…Не нужно быть пророком, чтобы безошибочно предсказать, куда именно пойдут те два миллиона рублей, которые ныне предлагают выдать нашим земствам на дело оценки земель», и бился за создание квалифицированных оценочных комиссий. «Но музыка не шла», — пишет он.
Чего же ждать от нашего теперешнего отношения к почве, кроме апокалипсиса? Жан Дорст в своей книге пишет: «Старый “договор”, связывавший первобытного человека с его местообитанием, был расторгнут одной из сторон — человеком, как только он почувствовал себя достаточно сильным, чтобы признавать впредь лишь законы, созданные им самим. Эту позицию следует полностью пересмотреть и подписать новый пакт с природой — пакт, дающий человеку возможность жить с ней в полном согласии». Под этой фразой, пожалуй, подписался бы и Василий Докучаев.
